МЫ ВСЕ - МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ...

Газета "Неделя в Подлипках" 17.05.2007
Анастасия Тихая

Почему­то хочется начать с финала. Вернее, с постфинальной сцены, когда руководитель городского комитета по культуре Л. В. Охрименко, приветствуя после премьеры труппу Королёвского драматического театра и его молодого режиссера Андрея Крючкова, сказала: «Приятно видеть, как театр стремительно возрождается, буквально происходит его реанимация на наших глазах». Эти слова о реанимации в контексте только что увиденной пьесы звучали несколько неоднозначно.

На этот раз главный режиссер КДТ А. Крючков прибегнул к довольно распространенной теперь форме постановки — на сцене ЦДК им. Калинина (то есть уточняю — именно на сцене, на самих подмостках) были сооружены несколько зрительских рядов, напротив которых исполнялось само действие.

Не совсем понятно, для чего понадобилась эта имитация «малого зала», когда во дворце есть и помещение гостиной, и малый зал, в которых вполне можно сыграть камерную пьесу.

Разве что — софиты, спецэффекты… Но освещение больших трудностей именно в этой постановке не предполагает, да и никаких таких спецэффектов по ходу действия замечено не было.

Игрался трагифарс Славомира Мрожека «Мужчины и женщины». В зале небольшого кафе происходит цепь мистических встреч. Собственно, спектакль как новеллу можно разбить на несколько отдельных эпизодов, связанных между собой одной общей логической линией: каждый персонаж по ходу действия встретится с некоей Третьей вдовой, которая, по видимости, и есть та, встречи с которой не избежать.

Казалось бы, пьеса сама по себе заслуживает внимания — хотя бы затронутой в ней темой. Да и Мрожек — имя в драматургии, не требующее дополнительной рекламы.

Одну из тем, считающихся в мировой культуре вечными, взялся разрабатывать молодой, подающий надежды режиссер, а значит, казалось бы, мы вправе надеяться на какой­то яркий, необычный взгляд, на свежую струю. Ничуть не бывало.

Возвращаясь с премьеры, мы с приятелями поневоле втянулись в дискуссию о только что увиденном. И знаете, к какому выводу пришли? Скучно, братцы. Женские образы были просто дурно сыграны, и единственным оправданием грубой игры обеих вдовушек может быть задумка режиссера, по которой обе актрисы стремились воплотить на сцене саму пошлость. Вот в этом случае признаю — задумка удалась. Во всех иных обстоятельствах невозможно оправдать ту непрерывную цепь утрирования и «выкаченных глазок», которую продемонстрировали дамы. И даже Леди Смерть — роль без единой реплики — ухитрилась тряхнуть перед зрителями пыльным гипюром. Или это был прах вечности? Да вряд ли. Единственный эпизод, в котором Третья Дама всё­таки блеснула, был Смертный танец, который она исполнила с обеими своими жертвами.

Короче, все умерли. Так и должно быть. Так, в конце концов, и будет. А дальше­то что? Что, как говорится, в сухом остатке? Да, собственно, ничего. Мы провели вечер «в театре».

А вот потрясения от Театра не случилось.

Не было ни возмущения, которое должны были вызвать непостоянные, похотливые, ищущие дешевых приключений мужчины, ни ужаса от суетности и хрупкости, которой оказывается полна сама жизнь, ни грусти, что образ Прекрасной Дамы в самом лучшем случае либо оплывает в очертания псевдопорядочной матроны, либо скалится из­под вуали голым черепом. И даже магистральная мысль, которую по замыслу Мрожека добросовестно пропихивал в сознание публики А. Черный, о том, что, общаясь с себе подобными, поневоле со всё большим удовольствием наблюдаешь животных, — особенного следа в моем сознании не оставила. Всё это так — ну и что? А что нам посредством этого спектакля хотел сказать режиссер? Какими собственными наблюдениями и переживаниями хотел посредством него поделиться? Бог весть. Мне это напомнило крылатую реплику Хазанова: «Я как развернулся!.. Как побежал…». А жаль.